ЦТТ "Городской" г.Липецка

- Я должен признаться, Адам, что не ожидал увидеть тебя здесь в монашеском одеянии. - Коханьский печально посмотрел на друга, но не отозвался.

- Ведь в Торуньском коллегиуме иезуитов ты был лучшим математиком, и все считали, что в будущем ты непременно займешься этой отраслью науки.

Молодой монах немного оживился.

- Я мечтаю посвятить математике всю свою жизнь. Только кто мне поможет в этом? Родители умерли, моего опекуна тоже уже нет в живых. Перед смерью он посоветовал мне записаться в монастырь. Два года я был послушником, потом дал монашеский обет и меня приняли в число студентов Вильнюсской академии. Расскажи лучше о себе, Клеменс. Чем занимаешься, как попал в Вильнюс? Я полагаю, что ты, как родовитый шляхтич, служишь в королевских войсках.

- Я прибыл сюда в числе посланцев к вильнюсскому князю-воеводе в связи с угрозой войны...

- О какой войне ты говоришь?

- Адам, неужели ты не слышал, что нам угрожают шведы?

- Шведы? - искренне удивился Коханьский. - Ведь у нас с ними подписан мирный договор. - метив изумление и осуждение в глазах друга, Коханьский начал оправдываться.

- Не сердись на меня, Клеменс, ты занимаешься политикой, а меня больше всего интересует математика.

К тому же сейчас в Академии новый профессор математики.

- Просто трудно поверить, Адам, насколько ты несведущ в важных политических вопросах. Так вот послушай. Шведский король...

А в это время в зале заседаний Вильнюсской академии собрался ученый совет под председательством ректора ксендза Кояловича.

- Правдивы ли полученные сведения?

- Достоверность их не подлежит сомнению, - ответил нахмуренный ректор. - Мне пишут об этом из Познани и Варшавы. Наш король Ян Казимир еще надеется договориться с Карлом Густавом и даже выслал послов в Стокгольм, но шведы, поди, только ради приличия разговаривают с нами, а сами готовятся к войне.

- Шведы, мне думается, направятся на Поморье, мы останемся в стороне, война минет нас, - уверенно заявил профессор теологии.

- Нельзя рассчитывать на это и независимо от того, придут или не придут сюда шведы, мы должны предохранить от разорения имущество монастыря, а главное позаботиться об Академии. Лучших студентов нужно послать за границу, ведь здесь не будет покоя и условий для науки.

- Например, Коханьский — настоящая жемчужина среди моих слушателей!
Ректор доброжелательно посмотрел на профессора математики.

- Вот именно. Если помните, в прошлом году я с похвалой отзывался о Коханьском в «Трехлетнем каталоге» нашей Академии.

- Я предлагаю послать Коханьского для продолжения образования в Вюрцбург, где преподает знаменитый математик ксендз Шотт.

- Если все согласны с предложением, я записываю. Коханьский Адам Адаманди — Вюрцбург. Надобно приготовить ему рекомендательные письма.

***

Ксендз Коханьский нечаянно задел книжкой за карманные часы, лежащие на столе. Часы упали на пол.

- Вот тебе на! Теперь они станут, - с раздражением пробормотал ксендз.

Он поднял часы и машинально приставил их к уху. Часы продолжали тикать, правда, немного по-другому.

Коханьский осторожно приподнял крышку и сразу заметил, что случилось: у балансира часов было два усика, один из них сломался во время падания, второй — вместе с осью по-прежнему совершал регулярные, только более быстрые движения. Ксендз задумался: - «Ведь еще Галилей пользовался маятником для измерения времени, да и я сам изучал его колебания, - перебирал он в уме. - Если астрономы измеряют время числом колебаний маятника, то почему бы не построить такой механизм, в котором при каждом качании маятника стрелка часов будет перемещаться на одно деление циферблата? Как должен выглядеть этакий механизм? Очевидно, понадобиться набор нескольких зубчатых колес.

Коханьский схватил перо, лист бумаги и тут же принялся рисовать эскиз часового механизма с маятником...

Вдруг приоткрылась дверь кельи, и на пороге появился тучный круглолицый монах. Увидев его, Коханьский как бы смутился и поспешно произнес.

- Я совсем позабыл, что приор монастыря назначил мне на эту пору службу в костеле.

Коханьский вышел из кельи, отложив только что начатый рисунок. Уже не первый раз целиком увлеченный математическими вопросами или механическими конструкциями он забывал о своих духовных обязанностях.

***

В кабинете великого князя Этрурии Фердинанда II на небольшом столике подле окна стояли часы.

Подвижный, худощавый князь, одетый по последней моде, внимательно разглядывал часы. Рядом стоит скромный светловолосый, сероглазый ксендз.

- Откровенно говоря, ты меня очень обрадовал своим подарком, - оживленно произносит Фердинанд II. - Поистине нужно изрядное мастерство, чтобы заставить прибор измерять нечто такое непостоянное и неуловимое, как время. Я уже давно интересуюсь часами и могу похвалиться целой коллекцией их, но в ней нет подобных часов.

Ксендз кивнул головой.

- Меня тоже очень интересуют часовые механизмы. Еще будучи в Майнце, я думал о возможности применения маятника в часах. Я пытался смастерить маятниковые часы и описал их конструкцию, а ксендз Шотт поместил мою работу в IV томе своего труда «Чудеса техники».

Фердинанд II весело улыбнулся, поглаживая длинные локоны каштанового парика.

- Я читал твою работу и приобрел ее в свою библиотеку. Трудно переоценить значение первой в мире книги, содержащей все необходимые сведения о часах и подробностях различных конструкций. Жаль, что твое «Часовое дело» не издано отдельно, и лишь включено в «Чудеса техники» Шотта.

- Я был безмерно рад и горд, что ксензд Шотт предложил мне сотрудничество. А заметил ли, милостивый князь, в моей работе описание маятниковых часов, обдуманных мною в 1659 году?
Фердинанд II доброжелательно, ласково посмотрел на ксендза, он был слишком тактичен, чтобы напомнить Коханьскому то, о чем хорошо знали оба: изобретение маятниковых часов приписывается голландскому ученому. Коханьский, как будто угадал мысли великого князя, спокойно заявил:

- К сожалению, я не окончил постройку маятниковых часов. Меня и так часто упрекали, даже осуждали за то, что я вместо духовных обязанностей слишком много времени посвящаю научным работам. Так было в Майнце и Бамберге, глядишь, и здесь, во Флоренци, было бы так же, если бы не опека вашего высочества. А вот Гюйгенс сконструировал и построил маятниковые часы, благодаря чему стал известным в мире. Но таких часов, как эти, еще не видел Гюйгенс, - с улыбкой заметил ксендз.
Коханьский повернул часы, снял заднюю крышку, и тогда князь увидел странный механизм: снизу к основанию был прикреплен полукруглый металлический брусок, над ним наподобие маятника качалась довольно широкая металлическая деталь причудливой формы, а за нею находились зубчатые колеса.

- На чем основано действие этих часов?

- О, это секрет, ваше высочество, - усмехнулся Коханьский. - Он скрыт в оных буквах, выгравированных на крышке: RGT, TCO, MME, RIP, NAE, INS, ATE.

У князя разгорелись глаза, он любил такие загадки.

- Прошу тебя, не объясняй анаграммы, я попробую ее решить сообща с придворными.

***

Келья Вроцлавского монастыря была очень холодная и сырая. Грустный ксендз Коханьский, прикрытый вытертой во многих местах шубой, вспоминал солнечную Флоренцию, Прагу, Оломоуц, где он поочередно был профессором математики в местных коллегиумах. Везде было теплее, и везде высшее духовенство остро критиковало Коханьского за образ жизни, какой он вел. Ксендз иногда целыми ночами наблюдал за кометами на небе, утром опаздывал на заутреню, а во время вечерних богослужений раскладывал на полу кельи листы бумаги и рисовал круги — один за другим.

Круг. Сию удивительную, таинственную фигуру невозможно заменить равновеликим квадратом, как нельзя провести прямую, равную данной окружности. А если все-таки можно? Вот окружность с центром O, проводим диаметр AB, через точку B проводим касательную к данной окружности...

Скрип двери и в келью входит... приор монастыря отец Капистран.

- А ксендз все рисует! - насмешливо замечает вошедший. - Я принес письма.

- Может быть, от Лейбница? - обрадовался ученый.

- Я не знаю от кого эти письма. Прошу немедля прочитать вот это, бесспорно, самое важное письмо.

Коханьский взял письмо и начал его читать.

- «16 июня 1678 года, лагерь под Львовом. Ваше преподобие, отче Капистран!» Письмо не мне адресовано, - смутился ксендз и протянул письмо приору.

- Действительно, оно адресовано мне, но касается ксендза. Пусть ксендз читает дальше, - буркнул приор и спрятал озябшие руки в рукава сутаны: видимо, эта келья, в самом деле, была самая холодная в монастыре.

Коханьский снова принялся читать письмо, на щеках от волнения выступил румянец. Наконец, он поднял удивленные глаза.

- Никак не пойму. Король Ян Собеский назначил меня учителем своего сына?

- Нет ничего непонятного. Король просит прислать ксендза в Варшаву. Нужно паковать вещи и... ваши бумажонки и как можно скорее ехать.

***

- Флорек, положи книжку на место, а то если приедут в Вильнов его или ее королевская милость и захотят прочитать что-либо, я, придворный библиотекарь, не найду на полке нужной книги. Ведь мне не годится сказать, что это Флориан поставил исторические книги между лексиконами.

- Я положил ее сбоку, потому что... хотел оставить для себя...

- Вот оно что! Покажи, что тебя так заинтересовало. «Часовое дело»? Книга, написанная мною, я не ожила этого, - Коханьский добродушно улыбнулся. - Я слышал, что после окончания коллегиума ты будешь изучать право.

- Так решили за меня, - ответил мальчик. - А я мечтаю быть математиком и механиком, как ксендз. Я и другие книги ксендза читал. Из всех наук математика — самая интересная. Решая трудную математическую задачу, я забываю обо всем на свете.

- Но с одной математики не проживешь, дорогой, - филосовски вздохнул ксендз.

- Не так давно ксендз диктовал мне свои письма Лейбницу, он, якобы, в настоящее время — самый большой ученый, а также дал почитать его письма. Немецкий ученый очень высоко ценит ксендза! Он считает, что ксендз гениально решает задачу построения квадрата, равновеликого данному кругу. В каждом письме Лейбниц просит ксендза сотрудничать с ним. Пожалуй, признание и одобрение, выраженные таким ученым, значат больше, чем...

- Перестань философствовать, - сурово прервал ксендз. - Берись за книги. Отец велит тебе изучать право.

Обиженный Флорек замолчал, он принялся укладывать книги на полке, искоса поглядывая на Коханьского. Заметив снова на его лице добродушную мину, мальчик как бы невзначай проронил:

- Если бы я только знал. Я уже по-разному переставлял буквы, но ничего не выходит.

- О каких буквах ты бормочешь?

- В одной из книг ксендз пишет о флорентийских часах и о буквах на крышке, в которых содержится тайна часов. Эти буквы я уже выучил наизусть: RGT, TCO, MME, RIP, NAE, INS, ATE.

- Ага, тебя интересует эта анаграмма, - засмеялся ксендз. - уже тридцать лет прошло с тех пор. Анаграмма содержит три слова, состоящих из 21 буквы. Составляя анаграмму, я вписал в нее каждую третью букву зашифрованного выражения. Дойдя до конца выражения, и снова продолжая выбирать каждую третью букву, конечно, из числа оставшихся букв.

Флорек тут же сообразил, как нужно переставлять буквы.

- Если записана каждая третья буква выражения, то 7 первых букв можно поставить на место.
Мальчик нарисовал 21 квадратик и в каждый третий вписал 7 первых букв:
--R--G--T--T--C--O--M

- Совершенно верно, - одобрил мальчугана Коханьский. Теперь в каждый третий пустой квадратик Флорек стал вписывать очередные буквы анаграммы:
--RM-G-ET--TR-C-IO--M
P-RM-GNET--TRAC-IO-EM

- Я разгадал загадку часов! - радостно воскликнул мальчик. - Per magnetis tractionem! Под действием магнита!

- Правильно. Я уместил в часах магнит в виде полукруглого стального бруска, под его действием качался стальной балансир часов. Просто, не правда ли?

Восхищенный Флорек посмотрел на эскиз часового механизма, тут же нарисованный Коханьским.

- Как ксендз может уговаривать меня изучать право!

***

Адам Коханьский (1631 — 1700), живший в мрачные для польской науки годы, поражал многосторонностью проявляемых интересов.

Способный математик и физик, он занимался также астрономией, химией, архитектурой, стремился создать универсальный, международный язык, мечтал издать научную энциклопедию, доказывал необходимость такой записи устной речи, какую сегодня называют стенографией. Коханьский сконструировал упругий маятник. Ученый много времени посвящал разработке системы применяемых единиц измерения.

Король Ян Собельский присвоил Коханьскому титул придворного математика и назначил его своим библиотекарем, однако, почти совсем не помог в издании ценных научных дел ученого.

Многие труды польского ученого затерялись, те из них, которые сохранились, представляют большой научный интерес, а его решение квадратуры круга до сих пор считается одним из наиболее удачных в мире.

Ганна Кораб